Блог Александра Лебедева Записки социально ответственного картофелевода

почему чиновники класса А считают себя какими-то особенными людьми, которым нельзя дать в морду за всю ту порнографию, которую они творят?

Браво!

В морду дать можно, и даже нужно. Это же отличный способ попиариться.

Из утверждения "человек представляет президента" можно (хотя и с некоторой натяжкой) вывести, что "жопа этого человека представляет жопу президента". Тогда удар по такой представительной жопе приобретает совершенно иное политическое звучание. Это уже терроризЬм какой-то, однако!

Ахахаха

Шо смиёшься, это ж государственный терроризм в отношении жопы представителя президента!

Бугогагага ) Мы живем в парараравом государстве :)

Проблема в том, что объективно бороться с этим можно только планомерным правомерным поведением и судиться судиться судиться...и то не факт, что получится. По-любому эта оппозиция выборы проиграет, да и личности там собрались, мягко скажем не те, кто достоин власти...

наше возвращение в беззаконие, почти (немного совсем осталось) образца 1937г. Динамика - максимальна и очевидна. "Вертикаль власти" оказалась столь слаба, что боится митингов безоружных граждан. Пример Москвы, где полностью уничтожено право граждан (если они - не начальники) на судебную защиту от чиновников, - показал, что клятва президента нарушена (всё, - теперь я, наверное, экстремист!). Правда, 2007г в лучшую сторону отличается от 1937-го: тогда всё строилось на идеологии (а это - прочно), теперь - на нефтедолларах. Значит у нас есть хорошие шансы увидеть этих господ-начальничков в казённом доме.

Поскольку речь зашла о моем пинке Сулакшину, расскажу, как было дело. Произошло это в 1993 году, в тот момент, когда танки расстреливали парламент. Мы встретились в коридоре (а не в туалете, как потом многие рассказывали) здания областной администрации, и я спросил о его отношении к этому. Он начал мне объяснять, как это хорошо и правильно, что там людей во славу Ельцина убивают. В то время я называл эти слова Сулакшина «кощунственными и людоедскими».
Ну, я и разозлился. Для этого было несколько причин. Из-за той радости, с которой он это говорил. Из-за того, что у меня среди депутатов были знакомые (например, в кабинет Добжинского попал снаряд, хорошо, что его там в это время не было). Из-за той роли, которую сыграл Сулакшин в уничтожении демократического движения в Томске. Мы его в депутаты СССР протащили, подставили свои плечи, чтобы он выше поднялся, а он пошел по нашим головам. Стал демократическое движение в ряд строить, чтобы мы по команде орали: «Хайль Ельцин!» и «Хайль Сулакшин!» Мы от коммунистов избавлялись не для того, чтобы садить на свои шеи Ельцина и его холуев, чтобы они нам диктовали, что нам говорить и думать. В итоге демократическое движение Томска разделилось на демократов (к которым я причисляю и себя) и дерьмократов (всякие отбросы из «Выброса») под руководством Сулакшина. Например, на уровне областного совета депутатов было две депутатские фракции «Демократический Томск» (дерьмократы) и «Действие» (демократы). И естественно, демократам не особенно нравилось, что дерьмократическая погань, до этого маскировавшаяся под «своих», ударила нам в спину.
Расстрел парламента на самом деле добивал демократическое движение. Это означало диктат исполнительной власти и уничтожение гражданского общества (о чем сейчас плачут крокодиловыми слезами олигархи и правые, скромно умалчивая о своей роли в этом уничтожении). Кстати, правым позже это вышло боком – набравшие с их помощью силу чиновники их же оттеснили. Несмотря на лизоблюдство правых перед ними. Чиновники решили просто – если холуям предоставляют место для лизания, то холуи его должны лизать безо всяких условий и болтовни о том, что это лизание нужно для процветания страны. Слишком много болтавшие «Выбор России» и СПС оттеснили в пользу НДР и едрастов.
А, разозлившись, я, как человек несколько прямолинейный, пнул Сулакшина в заднее место. Он повернулся ко мне и встал, не нападая. Он не знал, каков я в драке, и как я полагаю, не желал устраивать драку в облисполкоме, где нас обоих хорошо знали. С другой стороны, я тоже начал приходить в себя, и до меня начало доходить, в какое своеобразное положение мы оба попали. Начни я или он драку, на шум набежала бы куча чиновников (двери кабинетов были по обоим сторонам коридора) и мы оба оказались бы в положении шутов гороховых, устроивших сражение на кулачках во время расстрела танками парламента. В Москве танки стреляют, а в Томске Зайков с Сулакшиным носы друг другу разбивают – примерно так бы это озвучили. Поскольку мы просто стояли друг против друга, и это не могло продолжаться бесконечно, я не нашел ничего лучшего, чтобы выйти из ситуации, как вытащить из кармана газовый баллончик и пульнуть из него где-то в полметра от Сулакшина (дурость, конечно, полная). Он продолжал стоять на месте. Потом повернулся и пошел. Я развернулся и пошел в другую сторону.
Он тут написал заявление о нападении, и готовившимся три месяца покушении на его убийство. Но с покушением у него не выгорело. Безменов из телевизионного «Канала 11» решил дать информацию о происшествии. Сперва зачитал сулакшинское сообщение о нападении и о готовившимся покушении на убийство Сулакшина. Потом сказал «А вот как было на самом деле». И пустил запись о том, как было на самом деле. Но она не прозвучала. Потому как его телевизионное начальство сразу звук отрубило. Но вот изображение отрубить не догадалось. А Безменов в качестве заставки под сообщение поставил кадры из кинофильма «Джельтмены удачи». С пинком в зад в тюрьме от Паши Питерского. Так что все зрители во время этой передачи хохотали. А Сулакшин о заговоре с целью покушения на его жизнь уже не заикался.

А, разозлившись, я, как человек несколько прямолинейный, пнул Сулакшина в заднее место. Он повернулся ко мне и встал, не нападая.

Получается до этого он сидел?
Сидел надо полагать к вам лицом, если он с вами разговаривал...

Как же вам удалось пнуть в заднее место сидящего и разговаривающего с вами человека?
Вы обежали его стул что ли?

Нет, мы оба стояли. В коридоре стульев не было. После разговора он повернулся ко мне спиной, собираясь уходить.

Реакция Сулакшина на пинок была довольно своеобразной. Похоже, что он рассчитывал, что меня схватят и лишат возможности объяснить, что произошло (мы были вдвоем, свидетелей не было), после чего его версия происшествия станет единственно верной. Поэтому он не упоминал в своем сообщении мою фамилию (иначе все его окружение, прекрасно знавшее меня, сразу бы поняло, в чем дело) и хитро приставил в его конце информацию о готовившимся убийстве (так, что в зависимости от обстоятельств, его можно было либо напрямую связать с пинком, и выложить СМИ и следствию список «заговорщиков», либо не связывать). Меня срочно начала разыскивать милиция, но как всегда в таких случаях, оказалась нерасторопной. Поскольку я планировал поехать в Москву, то через два-три дня я уехал, и они остались с носом. Потом мне пришлось раньше времени приехать в Томск, когда мне позвонил в Москву один из томских писателей, и сказал, что из-за этого пинка в Томске черте знает что творится.
В день, когда я уехал, к моей матери заявились неизвестные. Сперва они заявили ей, что они мои друзья, но она им не поверила, поскольку точно знала, что у меня не бывает друзей с уголовными рожами. Потом сказали, что они предприниматели, и тут же войдя, начали действия, весьма похожие на обыск. Когда мать сказала, что они не предприниматели, они заявили, что они милиционеры (причем, потеряв надежду меня найти, проговорились, что их послал Сулакшин, и должны меня увезти к нему), но удостоверения предъявить отказались, сказав, что забыли их. Прождав в засаде несколько часов у дома (машину они спрятали за домом, но мать ее обнаружила и записала ее номер), они уехали. Я написал заявление в прокуратуру о лицах бандитской наружности, собиравшихся увезти меня в неизвестном направлении, и прокуратура была вынуждена ответить, что это были сотрудники Ленинского РОВД (из-за номера машины), которые были направлены прокуратурой. Поскольку в то время милиционеров часто использовали для совершения заказных убийств, я считаю весьма большой вероятность, что если бы меня увезли эти неизвестные лица без предъявления своих документов, то позже мой труп нашли бы где-нибудь в реке.
Поскольку схватить меня не удалось, то у Сулакшина все пошло наперекосяк. Его окружение узнало, что указанный в его сообщении нападающий – я. А поскольку я раньше помогал предвыборной кампании Сулакшина и была известна моя прямолинейность, то им стало ясно, что Сулакшин попытался выдать чисто внутренние разборки за нападение «врагов демократии». По словам одного из членов «Выбора России» «авторитет Сулакшина упал ниже уровня городской канализации». Соперники Сулакшина по «Выбору России» воспользовались моментом и начали пытаться его съесть. Он оказался вовлечен в тяжелую внутрипартийную борьбу. Информация о пинке попала в прессу и Сулакшин стал посмешищем. Я знал, насколько Сулакшина не любят среди демократов, но даже не представлял, насколько его не любят в народе. И неожиданно для себя оказался в «героях». Вплоть до того, что меня просили дать пожать ногу, пнувшую Сулакшина.
Милиция, не очень любившая Сулакшина, отнеслась к делу без энтузиазма, и разъяснила ему, что дело по признакам не тянет даже на «хулиганку». Когда он обратился в ФСБ, то там его выслушали очень внимательно. И сказали: «Извините, Степан Степанович, это дело не политическое». Уходя, он прекрасно понимал, что за его спиной – дружный смех.

Единственной поддержкой Сулакшина оказалась прокуратура. Прокурор области Пономарев был обязан ему должностью. И он начал стараться. Делать на меня дело по статье «оскорбление действием» было бесперспективно – по ней шел штраф до 150 рублей или «меры общественного порицания». Учитывая общественное мнение, «меры общественного порицания» автоматически превращались в «меры общественного одобрения». А вынесение мне штрафа могло означать появление очереди в несколько кварталов к Сулакшину (все с заранее заготовленными 150 рублями в кармане – многие сочли бы эту цену за удовольствие пнуть Сулакшина в зад небольшой). Поэтому нужна была большая статья. Ее и накрутил следователь прокуратуры Емельянов. Дескать, я пнул в зад должностное лицо. Хотя должностным лицом он не был. До этого он был представителем президента (попросту говоря, стучал Ельцину, институт представителей ельциноиды сперли у Гитлера, он их назначал в земли сразу после своего прихода к власти). Но сперва шестой съезд депутатов сказал Ельцину, что он должен распустить представителей, а когда он этого не сделал, то седьмой съезд распустил их сам. Но по разным областям было по-разному. В одних областях представителей выперли из кабинетов, а в других – нет. Сулакшин продолжал сидеть в кабинете представителя президента, хотя никаких законных оснований у него уже не было.
Районный суд сперва отнесся ко мне хорошо. Дошло до того, что когда Сулакшин не желал являться на суд (он значился свидетелем, поскольку дело якобы было возбуждено по инициативе областного прокурора), он боялся встретиться там со мной (у нас получалось что-то вроде очной ставки, а психологически он был слабей меня, а без его показаний проводить суд было бессмысленно – во время пинка мы были вдвоем), то суд вынес решение о приводе Сулакшина на суд силами РОВД. Один свидетель Сулакшина, Попов, давал показания в мою пользу. Другой, Кобзев, не являлся (но если бы явился, то его показания вряд ли бы помогли Сулакшину – Кобзев был его основным соперником по «Выбору России»). Но потом суд продавили и он вынес решение, осудив меня по ст. 193 ч. 2 на полтора года условно. Но потом я выиграл дело в коллегии областного суда, которая отменила это решение, признав, что эта статья по признакам не подходит. Желание возбудить дело по другой статье у Сулакшина отсутствовало – к тому времени он сидел по шею в г… и хотел, чтобы дело как можно быстрей закончилось.
Насчет экспертизы зада Сулакшина. Мой адвокат Лебедев, кажется, действительно заявлял такое ходатайство, но Сулакшин написал (сам читал), что экспертизу делать не надо, так как телесных повреждений «в области поясницы» нет и экспертизу делать не стали. Насчет неэтичности пинка. Возможно, я действительно сказал на суде, что пинок Сулакшину неэтичен, точно не помню, много лет прошло. Поскольку этот пинок хоть и был справедлив, но действительно являлся неэтичным. Справедливость и этичность – понятия разные. Для иллюстрации приведу слова, которые мне сказал о этом пинке зам. председателя томского городского совета народных депутатов: «Сережа, ты поступил неэтично. Надо себя хоть немного сдерживать. Но все равно – спасибо».

И вот так вот только потому что вы демократ - весь в белом - вы считаете что вы можете пнуть дерьмократа?
А вы знаете что вы мало чем от него отличаетесь?
Тем более что он более выдержан, и даже когда в него маразматические истерики со страху баллончиком пуляют - стоит как кремень?

Да, я считаю, что вправе пнуть такого дерьмократа, как Сулакшин. Что касается таких дерьмократов, как Гайдар, то я считаю, что любой порядочный человек вправе повесить их на фонаре. Учитывая, что они натворили – по их вине погибли миллионы. Что касается моей выдержанности, то у меня репутация человека, не особо выдержанного – потому, что когда у меня возникает выбор между справедливостью и соблюдением формальных норм поведения, я всегда выбираю справедливость. Что касается способности «стоять как кремень», то у меня она гораздо больше, чем у Сулакшина – вы живете не в Томске, поэтому не знаете ни меня, ни моей репутации.

вы не могли бы оформить эту историю отдельным постом в своем дневнике, чтобы на нее можно было ссылаться как на первоисточник?

Хорошо, оформлю, но на это уйдет пара дней. Дело в том, что, несмотря на большую известность этой истории, и множество статей о ней, сам я о ней ничего не писал. Эти комментарии – единственное изложение мной тех событий, меня попросили их сделать. Но пост в журнале надо сделать несколько более качественным, чем эти комментарии.

Пост сделал. Ссылка на мой постПочему я пнул Сулакшина в зад.